Кейт Лаумер - Берег динозавров [Империум. Берег динозавров. Всемирный пройдоха]

— Ох, нет, — запротестовал О’Лири, изо всех сил упираясь пятками. — Только не туда!

— Вот именно, — подтвердил Иоквел его худшие опасения, — До встречи, шут гороховый!

И удар ногой в то место, на котором сидят, швырнул Лафайета вперед, он полупролетел-полупрокатился вниз по ступенькам, свалившись в камеру с низким потолком, освещенную одной единственной высокой свечой. По стенам камеры стояли ряды клеток, из которых на него смотрели волосатые, похожие на звериные, лица. В другой стороне камеры сидел человек шире своего роста.

Сидел он на трехногом табурете и ковырял в ногтях шестнадцатидюймовым ножом.

— Нашего полку прибыло, — сказал он голосом, напоминающим скрежет мясорубки, перемалывающей мясо с костями. — Тебе повезло, что у нас еще есть свободное место.

Лафайет вскочил на ноги и успел пробежать вверх три ступеньки, прежде чем железный гриль с грохотом опустился вниз, чуть было не задев его пальцы ног.

— Чуть-чуть промахнулся, — сказал надзиратель. — Еще бы шесть дюймов, и мне пришлось бы соскабливать твои мозги с пола.

— Что все это значит? — спросил Лафайет ломающимся голосом.

— Спокойно, — сказал надзиратель, гремя ключами, — Ты попал обратно в кутузку, и теперь тебе уже не удастся улизнуть, когда я не смотрю.

— Я требую юриста. Я не знаю, в чем меня обвиняют, но в чем бы меня ни обвинили, я не виновен!

— Ты никогда никого не бил по голове? — осведомился надзиратель, морща лоб в притворном удивления.

— Ну, что касается этого…

— Никогда ничего не крал?

— Но не намеренно же. Эта лодка…

— Никогда никого не соблазнял? Не пробирался по ошибке в чужую спальню?

— Но я могу объяснить!.. — закричал Лафайет.

— Брось ты, — надзиратель зевнул, выбирая ключ из связки. — У нас уже был суд. Ты признан виновным по всем вопросам. Лучше поспи пару часов — ведь завтра у тебя большой день.

— Завтра? А что такое произойдет завтра?

— Да ничего особенного.

Надзиратель схватил Лафайета за воротник его куртки, окончательно пришедшей в негодность, и втолкнул в клетку.

— Ма-аленькое отрубление головы на заре, причем ты будешь играть главную роль.

Лафайет забился в угол своей клетки, делая все от него зависящее, чтобы не обращать внимания на различные боли, нытье и покалывание во всем теле, а также зуд, вызываемый жизнью насекомых, разделяющих с ним его хоромы, мышей, которые бегали прямо по ногам, тяжелого запаха и глубокого задушевного храпа остальных заключенных. Он попытался, но уже с меньшим успехом, не думать также о неприятном событии, назначенном на следующее утро.

— Бедная Свайхильда, — пробормотал он, обращаясь к своим коленям. — Она подумает, что я сбежал и бросил ее. Никогда в жизни не будет она больше доверять ни одной женской уборной. Бедная девочка, одна в средневековом адском городе, без денег, без друзей, без места, куда можно приклонить голову…

— Эй, Лэйф, — прозвучал знакомый голос из темноты позади него. — Сюда. У нас всего шесть минут, чтобы добраться до выхода у ворот, пока ночной часовой не начнет второй круг дозора.

— Свайхильда! — поперхнулся Лафайет, изумленно глядя на голову с всклокоченными белокурыми волосами, которая торчала из треугольного отверстия в задней стене камеры, — Где ты… как… что?..

— Шшш! Ты разбудишь надзирателя!

Лафайет бросил взгляд на своего тюремщика. Тот сидел, распластавшись на своем стуле, как мечтающий Будда, скрестив пальцы на необъятном животе, удобно прислонив голову к стенке.

— Я буду пятиться задом, — сказала Свайхильда. — Пойдем, нам долго ползти.

Ее лицо исчезло.

Лафайет вскочил на ноги и кинулся в отверстие головой вперед. Это был грубый каменный туннель, в котором он поместился с большим трудом. По туннелю дул холодный ветерок.

— Положи камень на место, — прошипела Свайхильда.

— Как? Ногами?

— А, ну и черт с ним. Может быть, при таком освещении его никто и не заметит.

В темноте он стукнулся лицом о ее голову, и ее губы скользнули по его щеке. Она хихикнула.

— Ну, и даешь ты, Лэйф — лезешь ко мне в такое время! Любой другой только бы и думал, как бы поскорее унести отсюда ноги!

— Как тебе удалось узнать, где я нахожусь? — спросил он, ползя вперед по мере того, как она отступала.

— Хозяин таверны сказал мне, что тебя сцапали.

Я пошла за тобой до самых ворот, а там познакомилась с мальчиками. Один из них подсказал мне об этом туннеле сзади. Вроде бы по нему удрал какой-то другой пленный всего пару дней назад.

— И они все это тебе сказали, едва успев познакомиться?

— А ты сам посуди, каково им, Лэйф: платят мало, работы много — и что им до того, если какой-нибудь бедняга вырвется из когтей Родольфо?

— Вот уже, действительно, это было благородно с их стороны.

— Угу, но как тяжело было моей спине! Ну, и холодный же этот каменный пол, на котором ребятам приходится выстаивать часами!

— Свайхильда… не хочешь ли ты сказать… ну, да ладно, это не важно, — поспешно добавил Лафайет, — я предпочитаю ничего не знать.

— А теперь осторожно, — предупредила она. — Тут туннель идет под уклон и выходит наружу под кустом, а совсем рядом ходит часовой.

Используя ногти и пальцы ног, Лафайет полз наверх. На самом верху он остановился и стал ждать, пока Свайхильда прислушивалась.

— Побежали, — сказала она.

Раздался слабый хруст, впереди забрезжил свет, еле видный сквозь туман. Мгновением позже они уже бежали через аллею, перемахнули низкую стену и очутились в небольшом парке. Они осторожно пробирались меж деревьев и кустарников к уединенному месту в центре густых зарослей.

— А я беспокоился о тебе, — сказал Лафайет, плюхаясь на землю. — Свайхильда, это чудо, я все еще не верю, что так получилось. Если бы не ты, через три часа я стал бы короче на голову.

— А если бы не ты, со мной все еще резвились бы эти пять палубных образин, Лэйф.

Она легла рядом с ним на ковер из хрупких листьев.

— Да, но ведь это именно я втянул тебя во всю эту историю, вытащив из дома ночью…

— Да, но ведь это ты из-за меня поругался с Халком. Он вообще-то не такой уж и плохой, только мозгов у него маловато, и вечно он подозревает меня в чей-то. Могу поспорить, если бы он сейчас оказался здесь, то веселенькую закатил бы истерику, увидев нас вместе в кустах!

— Э-э, да, — Лафайет осторожно отодвинулся от теплого тела, лежащего рядом с ним. — Но сейчас нам надо подумать, что делать дальше. Я не могу показываться здесь людям на глаза: либо они принимают меня за кого-либо другого, либо эти матросы — самые быстрые пловцы во всем мире…